Каждое движение — вверх по внутренней стороне бедра, лёгкое касание через тонкую ткань трусиков — заставляло сердце колотиться чаще. «Остановись...» — молило её сознание, но бёдра сами подавались вперёд, а внизу живота сжималось тугой пружиной, готовой распрямиться от одного лишь намёка на более решительное прикосновение.
Жана мысленно сопротивлялась, убеждая себя, что это насилие и что как только будет шанс, она закричит и ей помогут, но волны развратного удовольствия, заставляющие матку сокращаться в грязном предвкушении. Она замерла, когда он, до этого ограничиваясь лишь бедрами, начал целенаправленно двигаться выше. Каждое прикосновение оставляло на коже горячий след, будто выжигая невидимые узоры.
Мурашки побежали по её спине, а чуть ниже лобка потеплело — это бесило её больше всего. Когда его пальцы наконец скользнули под ткань, Жана почувствовала, как всё внутри сжалось в противоречии — стыд обжигал щёки, но желание продолжения становилось сильнее с каждым движением. Клитор пульсировал, он чувствовался сквозь промокшие трусики, каждая складка розовой плоти набухла и готова была раскрыться при малейшем нажатии.
Ткань платья приподнялась. Жана сглотнула ком в горле, когда его пальцы впились в внутреннюю сторону бедра — там, где кожа особенно нежная, где уже выступала предательская влага. «Нет-нет-нет...» — молило сознание, но бёдра сами раздвинулись шире, подставляя себя под похабные ласки. Он усмехнулся ей в ухо, чувствуя, как дрожит её тело — не от страха, а от постыдного возбуждения.
Его дыхание стало тяжелее, горячее на её шее, а руки теперь уверенно скользили под тканью, находя самые чувствительные места...
— Пожалуйста... не надо... — её шёпот звучал жалко и неубедительно даже в собственных ушах.
В ответ — только горячее дыхание в волосах и более наглые действия незнакомца. Её правая рука судорожно сжимала холодный поручень, нервно подрагивая от напряжения. Левая всё ещё тщетно пыталась поймать его запястье, но он ловко уворачивался, используя каждую кочку на дороге, чтобы ущипнуть ее или проникнуть глубже.
Когда автобус резко затормозил, она ощутила, как полоска трусиков болезненно врезается в кожу — он подцепил её мизинцем и медленно, очень медленно потянул вверх, после чего резко вниз. Её губы сами собой приоткрылись в беззвучном стоне. Происходящее сводило с ума — тело требовало большего, в то время как разум кричал о неприличии происходящего.
Его ноготь случайно скользнул по самой нежной коже, и волна жара накрыла её с головой.
— Перестань... я... я не хочу... — снова зашептала она, но голос дрожал и звучал слишком слабо, слишком неубедительно.
В ответ он коснулся губами уха, и рука глубже проникла под ткань, настойчиво убирая ее в сторону. Горячая ладонь незнакомца по-свойски хозяйничала у нее под юбкой.
Ее тело выгибалось навстречу этим прикосновениям, хотя разум отчаянно пытался сохранить хотя бы видимость неподвижности. Где-то в глубине сознания мелькнула тревожная мысль: что, если кто-то видит, что, если кто-то заметит этот постыдный момент? Но эта мысль лишь заставила сердце бешено колотиться, а влагалище пульсировать с новой силой. Его пальцы, минуту назад были осторожными, словно опасаясь чего-то, теперь двигались с наглой уверенностью, а она... Она лишь стояла, прикусив до боли нижнюю губу, чувствуя, как это позорное, невыносимое возбуждение нарастает с каждой секундой.
Она зажмурилась, лепестки возбужденных губ царапнула грубая кожа. «Он же чувствует... чувствует, какая я там мокрая...» — пронеслось в затуманенном сознании, вызывая жгучий стыд вперемешку с желанием. Последние моральные барьеры падали — бедра сами собой раздвинулись шире, подаваясь вперед, а из сжатых губ вырвался сдавленный стон от прикосновения к возбужденной плоти.
— П-перестань... пожалуйста… — ее шепот больше походил на пошлую игру, ведь она уже, томно дыша, выгибалась навстречу. Палец мужчины медленно, очень медленно провел по всей длине влажной щели, заставляя внутренности сжиматься в сладком предвкушении, а живот содрогаться от спазмов.
Большой палец нашел вздувшийся бугорок, и Жана чуть не вскрикнула. — Тише, шлюха, — прошипел он, все еще зажимая ей рот. Её клитор уже пульсировал, наливаясь кровью, требуя большего. Он издевательски медленно водил вокруг, заставляя её терять последние остатки стыда. «Пожалуйста...» — её шёпот был полон унизительной мольбы. В ответ он лишь сильнее прижался, чувствуя, как её киска подрагивает.
Она вцепилась в поручень до побеления костяшек, чувствуя, как ноги слабеют и подкашиваются. «Ненавижу... ненавижу, что мне это нравится...» — но мысленный протест тонул в нарастающей волне животного удовольствия. Два пальца вошли резко, без прелюдий, заставляя её сжаться. «Ах!..» — её стон застрял в горле, когда он начал похабно двигаться внутри. Автобус подбрасывало на кочках, и с каждым толчком пальцы входили глубже, растягивая её. — Какая же ты тесная... и вся мокрая, — его смешок обжёг сильнее, чем пальцы, выматывающие из неё последние капли стыда. Она висела на поручне, чувствуя, как её киска чувственно сжимается вокруг вторгающихся пальцев, принимая их, требуя больше.
— Я сейчас кончу... при всех... Боже, нет… — она словно сама себе не принадлежала уже, живот горел огнем в предвкушении нарастающего удовольствия. Его пальцы двигались все быстрее, глубже, наглее, а свободная рука, та, что закрывала рот, теперь сжала грудь через тонкую ткань платья, заставляя соски изнывать до боли.
— Не так быстро, не кончай, шлюшка… — его шёпот обжёг сознание, и она ощутила, как волна оргазма накрывает с головой, заставляя содрогаться в немом крике, словно в протест ослушиваясь. Губы дрожали, тело получало удовольствие, пульсируя волнами от его пальцев, которые продолжали свои быстрые движения даже тогда, когда она уже почти теряла сознание от удовольствия…
Держась за поручень, Жанна пыталась найти оправдания случившемуся. «Что я творю... Все могли видеть, как я получила удовольствие! Удовольствие от насилия... Или нет? Я же не сопротивлялась...» Волна нарастала, сметая последние барьеры. «Я... я не могу...» — её губы дрожали, но тело уже не принадлежало ей. Он чувствовал это — его пальцы ускорились, выбивая из неё постыдные звуки. Её сознание взорвалось. Тело содрогнулось в немом крике, киска судорожно сжималась, обливая его пальцы горячими струями. Она ненавидела себя за этот оргазм — грязный, похабный, в толпе.
Жанна стояла, словно превратилась в статую, боясь шевельнуться. Он, конечно, закрывал ее своим телом, может, поэтому и был так смел, но ее могли увидеть. Увидеть лицо и понять. Большой палец опять застыл, вжимаясь в клитор. Словно давая сперва опять успокоиться и привыкнуть, он начал быстрые круговые движения, в то время как остальные пальцы медленно скользили вниз по влажной щели.
— П-пожалуйста... не надо… — ее шепот звучал фальшиво даже для собственных ушей, ее движения и тяжелое дыхание говорили о другом.
Его рука еще чувствовала легкое сопротивление, Жана как могла сжимала ноги, все же отголоски нравственности и стыда давили, но уже не так сильно. «Меня трахают в автобусе… пальцами» — мысль пронеслась как молния. Он игрался, касания вдруг исчезли, и ладонь с грубой кожей шлепнула по промежности, заставляя брызги смазки разлетаться по внутренней стороне бедер.
Ладонь резко закрыла ей рот, пальцы прошлись по губам, размазывая помаду. В ноздри ударил резкий запах пота от немытых рук. Жанна все-таки попыталась закричать, но звук застрял в горле, превратившись в хриплый стон, когда два его пальца опять грубо вошли в её влагалище.
— Тише, шалава, — его дыхание пахло пивом и сигаретами, — а то все увидят, какая ты мокрая.
По внутренней стороне бедра стекала струйка её собственных соков, смешиваясь с грязью на его пальцах. Тело горячее ответило на насилие — матка судорожно сжалась, вытягивая его пальцы глубже, а клитор пульсировал, требуя большего внимания.
О, глянь-ка, — он хрипло засмеялся, — твоя писька сама меня заглатывает. Неужто долги у мужа супружеские есть?
Она закрыла лицо руками, чувствуя, как горячие слёзы стекают по пальцам, оставляя солёные дорожки на воспалённой коже. Но самое отвратительное происходило ниже — промежность судорожно сжималась вокруг его пальцев, а лобок сладко тянуло от нарастающего напряжения, неумолимого и властного.
— Нет... я не хочу... перестань... — её мольбы звучали жалко и фальшиво, ведь бёдра сами собой двигались в такт его толчкам, опять выгибаясь навстречу.
— Кончай же, грязная сучка, — его голос прозвучал как удар хлыста, низкий, хриплый, пропитанный наслаждением от её слабости.
И она не выдержала — влагалище сжалось, будто не хотело отпускать. Из растянутого отверстия сочилась прозрачная влага, капая на пол. Его пальцы не останавливались, продолжая двигаться внутри, вытягивая последние капли удовольствия, пока она бессильно висела на поручне, дрожа от стыда и непрошенного наслаждения.
Её дыхание превратилось в серию коротких, влажных всхлипов — каждый выдох вырывался прерывисто, будто выбиваемый из груди ударами его наглых пальцев. Губы не могли сомкнуться, оставляя на запотевшем стекле мутный след от горячего дыхания. На лбу выступил липкий пот, одна капля медленно скатилась по виску, будто подчёркивая её позор.
Она не понимала, как это случилось, но руки сами подняли подол платья выше, обнажая дрожащие бёдра. «Нет, нет, нет...» — бессмысленно твердил мозг, пока она вопреки этому сама выгибалась навстречу его ладони.
