Как мы договорились с Пашкой после отбоя, зашли с ним в каптерку, по пути предупредив дневального молодого солдата Евтюшина, стоявшего на тумбочке, что он нас не видел. На что этот деревенский увалень послушно кивнул головой, зевая. Евтюшин, призванный в армию из глухой деревни откуда-то с Вологодской области, непостижимым образом умел спать стоя, причем с открытыми глазами. Вот и сейчас он, находясь на дежурстве, самым бессовестным образом спал, за что не раз был бит старослужащими.
— Держи фонарик, Костя. Я себе тоже возьму на всякий случай, а то вдруг батарейка сядет. - сказал мне Пашка, доставая с полки в каптерке у старшины два квадратных фонарика.
Такими фонарями мы пользовались на аэродроме, как сигнальными огнями для посадки вертолетов в ночное время.
— Постой. Я каптерку изнутри закрою. А то старшина меня живьем съест, если у него что-то из вещей пропадет. - сказал мне Пашка, перед тем, как вылезти через окно наружу.
Друг сходил к двери и закрыл ее на запор изнутри, и только после этого открыл окно, и мы с ним вылезли на улицу позади казармы, благо наша часть располагалась на первом этаже пятиэтажного здания. Остальные этажи занимали ракетчики, связисты и артиллеристы. За казармой проходила теплотрасса, излюбленное место для перекура, особенно зимой, когда можно было погреться, сидя на теплых трубах.
— Только бы на патруль не нарваться. А то загремим на "губу " и Леоноре не засадим. - говорил по дороге друг, осматриваясь по сторонам.
Мы с ним пролезли через дыру в заборе, которым была огорожена казарма, и наш путь лежал в сторону аэродрома, и идти пришлось по освещенной улице военного городка. Она была хотя и не центральной, но все же и по ней иногда ходил патруль.
***
Аэродром находился не так далеко от нашей части, и примерно минут за десять мы с Пашкой без приключений добрались до края взлетной полосы, где в зарослях кустарника ржавела старая будка, от ЗИЛа в ней была спрятана гражданская одежда, которую мы хранили для похода в деревню в магазин за водкой.
— Давай не будем переодеваться в гражданку Костя. Один хер, ночь на дворе и никто нас не увидит. - предложил мне Пашка, и я с ним согласился.
Переодеваться в гражданскую одежду был смысл, когда идешь в деревню днём, чтобы сойти за местного, а ночью не было резона, так как все в это время спали, и риск нарваться на патруль в деревне был минимальным.
— Лады. Иди за мной и смотри с тропинки, не сбейся, а то угодишь болото и матери не сможешь засадить. - предупредил я друга, не решаясь включать фонарик вблизи аэродрома, в таком случае нас мог заметить часовой, стоящий на взлетной полосе возле вертолетов.
Хотя мы заступали в караул как положено, вооруженные автоматами и штык-ножами, патроны к ним нам не выдавали, и риск того, что часовой сможет выстрелить в нас, отсутствовал. Но он мог поднять тревогу, заметив подозрительные огни вблизи аэродрома, а это нам с Пашкой было ни к чему.
— Вот, кажется, тропинка, хорошо, луна светит. - сказал я другу, шагнув от будки в заросли малинника, росшего в изобилии вокруг тайги, по памяти найдя дорогу, ориентируясь на высокую сосну с искривлённым стволом, которая росла напротив взлетной полосы, и она служила ориентиром не только нам, но и лётчикам, заходящим на посадку.
Правда, как говорили в части, на следующий год тут будет проделана просека " полоса безопасности " для вертолётов, и эту сосну и другие деревья в тайге спилят под корень.
— Да нет, Костя, я умирать ещё не собираюсь. Нас с тобой самая красивая женщина на свете ждет. Леонора, огонь в постели, и ты в этом скоро убедишься, только нам бы до деревни добраться. - ответил мне Пашка, включая фонарик и светя им себе под ноги, напуганный мной словами про болото, что было правдой.
В тайге вокруг нашей части было много болот, и порой в них тонули молодые солдаты, решившие сбежать из армии, соскучившись по дому, или не выдерживающие дедовщины. Некоторых находили, а иные пропадали без следа.
Тропинка в ночном, преимущественно сосновом лесу, изредка разбавленным берёзами и кедрами, вела нас вниз, петляя в корнях вековых деревьев, и она была хорошо протоптана сапогами солдат, ходивших по ней за водкой в деревню. И по этому я не боялся сбиться с пути, уверенно шёл, светя фонариком под ноги, и вел за собой сына женщины, на которой собирался жениться. Леонора мне нравилась, и я горел желанием с ней увидеться все время нашей переписки, и вот сейчас это будет возможным.
— Станция уже рядом. Чуешь, как пахнет? - сказал я Пашке, когда ветер, шумевший в верхушках сосен, донес до меня запах креозота, которым пропитывают деревянные шпалы на железной дороге.
И действительно, пройдя по тайге ещё метров двадцать, мы вышли прямиком на небольшую железнодорожную станцию Ива, состоящую из будки путевого обходчика маленького вокзала, больше похожего на павильон, возле которого светился красным светом подвешенный на столбе семафор.
— А в каком доме твоя мама остановилась. Я деревню плохо знаю. - спросил я у друга, доставая из кармана пачку сигарет и с облегчением закуривая.
Мы благополучно прошли по тайге, не сбились с тропинки и вышли на станцию, рядом с которой, считай, впритык находилась деревня.
— Недалеко от магазина первый дом, если от леса идти. Да вон в нём окошко светиться. Леонора нам с тобой знак подает. Пошли скорее. - сказал мне Пашка, так же, как и я, закурив сигарету, и показал на светящиеся невдалеке окно в деревянном доме.
Тут на Урале, в сёлах все дома были построены, как правило, из дерева, и даже город Верхняя Салда был сплошь деревянным.
— Кто там? Паша, это ты? - раздался за дверью женский голос, и послышались шаги.
Пашка привёл меня к небольшому деревянному домику, стоявшему позади магазина, и, подойдя к окну, в котором горел свет, друг стукнул в него три раза.
— Конечно, я мам. Открывай, давай. Мы с Костей к тебе в гости пришли. - ответил матери Пашка, дергая за дверную ручку в нетерпении попасть поскорее в дом.
— А я вас заждались, мальчики. Как вы в такую темень дорогу по лесу нашли? - дверь открылась, и на пороге возникла женская фигура, в сенях деревенского дома стояла сама Леонора во всей своей красе.
— Костя хорошо дорогу знает, мам. Он не раз сюда, в деревню, в магазин ходил. Мы с ним к тебе из части в самоволку ушли, как и договаривались. - ответил матери Пашка, заходя внутрь.
— Здравствуйте, Елена Викторовна. Наконец, я вас в живую увидел, не по фотографии. - поздоровался я с женщиной, почтительно назвав ее по отчеству, хотя видел перед собой девчонку с миловидным личиком.
— Паш, а твой друг так со всеми официально здоровается? - спросила у сына Леонора и заразительно засмеялась.
Женщина накинула на входную дверь крючок и повела нас из темных сеней в освещенную комнату в дом. А я, следуя за Пашкиной матерью, вспомнил слова друга о том, что внешность у Леоноры обманчивая, и, не смотря на детское лицо и глаза, как у куклы Мальвины, голос у нее был хриплым, прокуренным и даже наглым.
— Извините за беспорядок, но я только успела тут подмести. Устала с дороги и не до уборки. Завтра, может полы помою. Я на неделю эту избушку на курьих ножках у хозяйки сняла. Червонец, зараза, с меня содрала за этот гадюшник. Но выбирать не приходилось. Больше дома целиком в деревне не сдавались только комнаты. А мне это не интересно, я хочу, чтобы никто не мешал близко общаться с вами, парни. - пояснила прежде всего в мой адрес Пашкина мать, зайдя с нами в комнату, которая в доме была единственной с минимумом обстановки.
Деревянные стены небольшой комнатушки хранили в себе остатки былых обоев неопределенной расцветки, они пожелтели от времени, и в углу на стене я заметил надпись, сделанную химическим карандашом "ДМБ - 77, " вероятно, оставленную каким-то солдатом, бывшим тут до нас. Я знал, что в деревне сдавались дома, и солдаты с военного городка бегали сюда в самоволку к своим женам или просто знакомым женщинам.
Кроме стола, нескольких стульев и обшарпанного дивана, стоявшего у стены, в комнате, другой мебели не было, за исключением печки, небольшой лежанки, служившей постояльцам для обогрева в зимнее время года.
— Здравствуй, Леночка. На фотографии ты не такая красивая, как сейчас. Я мечтал тебя увидеть, и вот моя мечта сбылась. - сказал я Пашкиной матери, стоя перед ней в освещаемой лампочкой комнате.
Действительно, на фото она выглядела совсем не так, как в жизни. В данный момент я видел перед собой не тридцатичетырехлетнюю женщину, мать взрослого сына солдата, а молодую девушку. Выглядела Леонора гораздо моложе своих лет, и только наглый, грубоватый голос выдавал в ней бывалую блядь, прошедшую Крым и Рым.
— Вот это по нашему. А то здравствуйте, Елена Викторовна. Ха, ха, ха. Как в школе. Ты в постели тоже меня по отчеству будешь называть, Костя? - засмеялась Пашкина мать, обнажив при этом белые ровные зубки с золотыми коронками по краям.
Леонора была женщиной простой, веселой и совершенно без комплексов. Перед нами она ходила в лёгком хлопчатобумажном халатике, надетым на голое тело, так как её одежда, включая нижнее белье, лежала на стуле. Юбка, блузка и поверх них бюстгальтер и трусы, все это было небрежно брошено на стул своей распутной хозяйкой. Трусы у Пашкиной матери были розового цвета, и они моментально подняли у меня член, едва я их увидел.
— У вас тут на Урале жара стоит жуткая, в Туле намного холоднее. - Леонора перехватила мой взгляд на ее трусы, лежавшие на стуле, и, усмехнувшись краем накрашенных яркой помадой губ, сняла одежду со стула и положила в большую спортивную сумку, стоящую в углу, демонстрируя нам с Пашкой свои точечные ножки и край голенькой попки под задранным халатом.
