***
— Егор, а Егор, тебе девушки нравятся? — Да-а-а! — Идиот изменился в лице, и его постоянная улыбка на припухшем лице разъехалась в стороны, как пасть сома.
Его глаза блестели предвкушением. Вся массивная фигура выражала готовность к действию.
— Что ты хочешь от них? — не унималась Олеська, будто специально поворачиваясь к высокому неуклюжему парню то передом, то задом, глядящему на неё большими, чуть раскосыми глазами с редкими ресницами.
При каждом её движении он тяжело дышал, чувствуя запах женского возбуждения.
— Поце… поце… поцелуев! Поцелуев? Куда? Ебаться! — назвал детина своё любимое слово.
— С тобой? Олеська, отстань от парня! — окликнула её Анна, всё ещё намереваясь оттащить сестру от дурачка.
Она заметила, как член Егора начал наливаться кровью под взглядом Олеси.
— Сейчас, погоди, смотри! — не унималась та. — Так что ты от девушек хочешь, Егорка?
— Да всё! — довольно осклабился парень. — Тама и здеся! — ткнул он полусогнутым пальцем.
— А тебя уже целовал кто-то?
— Да! — довольно закивал Егор.
Анна заметила, как его член теперь торчит колом из штанов.
— Кто же? Скажи! Ань, слушай!
— Мамка! И тётка Лариса! — задумчиво поднял глаза к небу идиот, топорща и кривя пальцы, будто считая.
— Мамка любит тебя? Любит целовать?
— Гы…
— А ещё что любит?
— Ебаться!
— С тобой? Олеська, что ты такое выспрашиваешь, отстань, стыдно же! Нельзя такое спрашивать!
— Ой, да он дурак, никто не поверит! С ним наши девки уже развлекались! Егор, а Егор! А чтобы ебаться, у тебя член-то есть? Большой член-то?
— Да, да, да! — бесхитростно обрадовался Егор.
— А покажи нам, Егор! Мы посмотреть хотим!
— Егор, не надо, не хотим! Олеся, зачем, он же не понимает, что ты издеваешься над ним!
— Мамка запрещает другим показывать, — промычал он в нерешительности, взявшись за край штанов.
— Мы разрешаем, Егор, мы же девушки, нам надо решить, хотим ли мы с тобой ебаться или нет. Так что показывай, не стесняйся! Смотри!
Егор и вправду потянул штаны вниз, выпустив неестественно огромный, на взгляд Анны, член с ярко-сизой головкой. Он был полутвёрдый, пружинисто распрямился, вызвав у Олеськи громкий переливчатый смех и недоуменную оторопь у Анны.
— Идиотка, — прошипела она. — Спрячь скорее, а то мамке пожалуюсь! — крикнула она Егору, и тот, испуганно озираясь, натянул штаны обратно. — Это не признак ума — над убогим издеваться. Он думает, что тебе нравится, а ты его позоришь!
— Ой, Анечка, если такая сердобольная, так и трахалась бы с ним. Тебе не всё равно разве с кем?
У Анны потемнело в глазах, и она угрожающе пошла на Олеську.
— Ну а что я такого сказала? Разве не правда? — закудахтала младшая, отбегая от сестры на безопасное расстояние.
— Ладно, потом поговорим. Пошли уже, дома ждут!
Анне почему-то вспомнился этот эпизод из недалёкого прошлого. Ну как недалёкого — по меркам произошедших с того времени событий будто целая жизнь прошла. Но если считать по годам — не так уж давно. Может, тогда это и сложилось: пренебрежение и насмешки сестры и её ответная ненависть. Олеська считала себя «чистенькой», в то время как Анна слыла у местных парней безотказной и постоянно «ходила» то с одним, то с другим. Так повелось: потеряла девственность на вписке, по пьяни, даже не помнила, сколько их тогда было в первый раз, и понеслось. Олеська ей потом взахлёб рассказывала, как её, бездыханную, парни крутили, ставили в разные позы, радостно гоготали, совали в неё члены, пальцы и бутылки. И не столько Анне было обидно, что она ничего не помнила, сколько то, что всё это происходило при родной сестре, которая видела, как её насилуют, и никак этому не помешала, даже, наоборот, довольная, наблюдала за процессом. Именно она на следующее утро рассказала сестре, что с ней произошло, своим скудоумным умишком даже не подумав, какие эмоции это может вызвать. И вызвало.
После того случая с комнатой, полной гастарбайтеров, было ещё несколько заказов. Олеська много пила и быстро распустилась. Из примерной жены превратилась в послушную куклу, которую использовали все, кому не лень. Анна, сначала из мести, а потом ради выгоды, сделала из неё товар. Олеська пила, плакала, но чаще молча подчинялась. Её жизнь теперь состояла из вопросов: «Когда?» и «За сколько?».
Анна держала её в постоянном подпитии. Так было проще. Утром Олеська спала, вечером и ночью выполняла приказы. Чем грязнее и отвратительнее были клиенты, тем больше удовольствия получала Анна. Она наблюдала, как сестра, некогда красивая и гордая, превращалась в бледную, худую тень. Почти прозрачная кожа, огромные глаза, полные боли, нервный подбородок. Иногда Анне хотелось ударить её, но она сдерживалась. Олеська была её инструментом, и ломать его было невыгодно.
Клиенты, богатые и извращённые, любили Олеську за хрупкость, безволие, готовность подчиняться. Анна объясняла сестре, что они для этих мужчин — просто тела, дырки, которые должны выполнять их грязные фантазии. Сестра плакала, спрашивала, почему все такие жестокие. Анна успокаивала её, но в душе наслаждалась её страданиями.
Деньги текли рекой. Анна оставляла себе большую часть, но и Олеське хватало. Новая одежда, косметика, еда — всё это стало доступно. Сестра молча шла на встречи, предварительно напиваясь, чтобы отключить голову. Она отдавалась без сопротивления, делая всё, что просили. Но что бесило Анну больше всего — Олеська часто получала удовольствие. Неважно, кто был перед ней — урод или отморозок, она могла отрешиться и наслаждаться. Это было её неподдельное желание, и мужчины это чувствовали. Они восхищались ею, в то время как Анна злилась.
Она была довольна только тогда, когда сестре было плохо. Но что бы она ни делала, Олеська всегда находила способ получить хоть каплю удовольствия. И это сводило Анну с ума.
Перерывы в их похождениях случались, только когда возвращался муж. Олеська была на седьмом небе, а Анна запиралась в своей комнате и старалась не вслушиваться в шум за дверью.
Прозвенел дверной звонок, которого давно ждали, и открывшая дверь Олеська громко завизжала и бросилась на шею входящему мужу. Худая и нервная, в коротком халатике, она прилипла к большой мужской фигуре, как белка-летяга к ветке, засвечивая голубые трусишки на выглянувшей из-под халатика заднице.
«Дождалась, сучка», — с гулким раздражением подумала Анна, выйдя из своей комнаты на шум звонка и теперь наблюдая сопливую картинку, пренебрежительно скривив рот.
Андрей сбросил сумку, подхватил жену, сжав ладонями её ягодицы так, что та довольно взвизгнула, сбросил носками кроссовки и, не обращая внимания на Анну, пронёс, шумно целуя Олесю, в свою комнату.
Дверь хлопнула, но, скрипнув, приоткрылась, и Анна, проходя будто бы мимо на кухню, приостановилась, заглянув внутрь чужой спальни. Всё мелькало: силуэты, одежда, руки. Супруги быстро раздевались. Но вот спина мужчины повернулась, открыв вид на диван. На нём уже сидела Олеся, расставив голые белые ноги, халат был распущен, красивый полупрозрачный розовый лифчик подпирал небольшую грудь сосками вверх. Голый Андрей подошёл к ней, она приподнялась и вцепилась руками в его бока, жадно открыла рот, ярко выделявшийся на бледном лице, и голодно засосала его член, уже вздыбленный и налившийся.
«Хм, быстренько они. А Олеська-то как старается! Бельишко, минетик!» — презрительно подумала Анна. — «Мужичкам моим она не с такой охотой сосала, шлюха! Ладно-ладно!» Остывшая было ненависть после произошедших событий вдруг разгорелась с новой силой. Никогда бы Анна не призналась самой себе, что ревнует сестру к семейной жизни и вниманию мужчин. «Не хватало ещё бэбика здесь мне кричащего!» — подумала она, всё ещё наблюдая оральные ласки сестры. Та глубоко вбирала член мужа, втягивая щёки, крутила головой, закатывая глаза, и довольно громко стонала.
Это продолжалось несколько минут, пока до Анны не донёсся голос Андрея:
— Давай презерватив, уже тебя хочу!
— Андрюша, — подняла к нему глазки Олеська и заныла жалобно и просяще, — может, ну его, давай так? Мы же говорили о ребёнке… — канючила она.
«Вот, блять, не дай бог!» — чуть не рванулась к ним в комнату Анна, стиснув зубы.
— Сейчас что ли? — мужчина почесал затылок, при этом освободившийся член смешно заколыхался, как стрелка тахометра. — Да ну, нам сейчас ремонт делать, на ипотеку насобирать, холодный сезон впереди, одежды прикупить, какие дети?
— Так это же не скоро, только через девять месяцев! И если получится! Чего я дома сижу, ничем не занимаюсь? — настаивала Олеся, для убедительности сбросив халатик и призывно раздвинув худоватые длинные ноги. Трусики тоже были розовые, в комплект. — Да и не обязательно, что сразу получится, ты же хотел бы без всего? — закусила она губу, посмотрев снизу вверх максимально призывно.
— У тебя всё получится! Ты у меня девка что надо! — подытожил муж. — Но сейчас давай резинку, мне так спокойнее!
Олеся тяжело вздохнула, наклонилась к тумбочке и, покопавшись, достала золотистый квадратик.
Убедившись, что очередная опасность миновала, и выдохнув, Анна довольно покинула свой наблюдательный пост, предоставив супругам возможность заняться любимым делом. С чем они благополучно справились. Из приоткрытой двери ещё полчаса доносились сдавленные крики сестры и скупые вскрики её мужа. Олеся отрабатывала свой обязательный выходной номер.
