Наверное, этому городу больше нечего мне сказать, — почему-то подумала я, — других объявлений не осталось.
Солнце неспешно клонило к закату. Плейлист был затерт до дыр, батарея телефона доживала последние часы. Удивительно, как он и так столько времени работал…
Мелкий появился в районе восьми вечера. Он шел к подъезду, гремя ключами, и даже сначала прошел мимо меня, только оглянувшись, заметил, остановился.
— Ты не писал, — объясняя свое присутствие тут, поприветствовала его я. — И я устала ходить.
— Давно сидишь? — Он стоял между дверью и мной, будто пытаясь принять решение — в какую сторону стоит пойти.
— Пару часов, может… — неопределенно ответила я.
— Ничего не выйдет, — он перешел сразу к делу, — мать… в общем, не хочет, чтобы кто-то там жил. Извини.
— За сегодняшнее-то не влетело?
— Не-а, всё нормально. Сегодня ее тоже не будет, так что можешь остаться, но утром опять придется сваливать ни свет ни заря.
— Нет… спасибо, — я мотнула головой. — Я и так чувствую себя достаточно неловко… Я пойду.
— Погоди, — Мелкий сделал несколько шагов ко мне и замер.
— Годю, — рюкзак занял свое привычное место. Плечи заныли, но я не подала виду. Оба колена довольно громко хрустнули, когда я вставала со скамейки.
Что же со мной в пятьдесят будет… того и гляди — посыплюсь.
— Я хотел тебя предупредить насчет… насчет остальных, — слова давались ему с трудом. Он тратил больше времени на их подбор, чем на произнесение.
— О чем? — Я замерла.
— Слушай, ты… просто будь осторожнее с ними, окей?
— А что будет?
— Я не могу сказать тебе больше, — Мелкий потер глаза, отступив немного назад.
— Говори, раз начал, — почему-то я решила надавить. Смело шагнула к нему, и еще. — Хочешь предупредить — предупреждай так, чтобы я хотя бы понимала, о чем ты!
Внезапно я показалась себе какой-то излишне агрессивной. Голос полоснул сталью.
— Не здесь, — Мелкий взял меня под руку и повел через двор по диагонали.
Мы прошли сквозь пустующую детскую площадку и, свернув за угол соседнего дома, вышли к дороге. Перешли, скрывшись в высоких кустах. Узкая тропинка вела к железнодорожным путям, гаражным кооперативам. Любопытных ушей тут быть не должно.
— К чему такая секретность? — Я одернула руку, отойдя от него на пару шагов, оглядываясь в лиловые сумерки. Воздух из моего рта маленьким призрачным клубочком завис возле лица, всего на секунду.
— Ты видела объявления сама, эти… — Мелкий махнул рукой неопределенно. — Та Сонька с ними таскалась.
— И что? — Не поняла я. Желудок будто медленно наполнялся льдом.
— Того. Она залетела от кого-то из них. Прикинь, и ребенка оставить хотела. Ну, они ее и… — он сделал жест рукой возле горла, щелкнув языком.
— Что сделали? — Я не поняла, но почему-то мне не хотелось, чтобы он отвечал на этот вопрос.
— Ты дура, что ли? Замочили они ее, вот что! — Мелкий снова потер глаза, потоптавшись на месте. — Оставили ее там, у этой… Потом вернулись, перетащить, спрятать как-то… Хотели в водокачку старую ее спрятать, там было заперто. В итоге там оставили. Никто не ходит, но могут найти.
— Пиздец, — заключила я.
— Не стоило мне об этом рассказывать… И тебе лучше помнить, что если они узнают, что я тебе рассказал, — вместе там лежать будем. Но я не скажу никому. А ты? — Он уставился на меня невидящим взглядом. Его глаза были красными, дыхание сбивчивым.
Я замотала головой так, что волосы разметались по плечам.
— И что ты будешь с этим делать дальше? — спросила я, подавляя нервную дрожь.
— В смысле? — не понял он.
— Ну… надо же что-то сделать. Нельзя ее там оставлять так… Да и эти. Что, должны спокойно дальше жить, и ничего им не будет? — Возмущена, напугана — страшное сочетание. Я только когда закончила, поняла, что ляпнула дикую глупость. Теперь он будет думать, что я уже сейчас собираюсь идти в полицию.
— Не знаю, — признался он, опустив взгляд, сунув руки в карманы. — Я мог бы сделать с этим что-то, но…
Мне почему-то захотелось его обнять. Противоречивое чувство, которому я не стала противиться. Мне снова нужна была поддержка, и рядом опять не было никого, кроме него. Вся эта история звучала как какая-то дурацкая шутка, если честно. Будто он так хотел меня отвадить от остальных, чтобы… что? Интереса он ко мне не проявлял, это было взаимно, но что-то внутри отдавалось так гулко, так сладко. Я подалась к нему и прижалась лицом к груди. Где-то глубоко заколотилось сердце.
— А ты что… тоже ее это?.. — спросила я полушепотом, смотря куда-то сквозь кусты. В груди что-то будто бы распухало, занимая все свободное место, вытесняя воздух.
— Не, — он положил руки мне на плечи. — Я вообще в этом не участвовал всем, только когда они попросили помочь ее это… перенести. На всю жизнь хватило пиздеца.
Я кивнула.
— Мне что-то угрожает? — подняла взгляд выше, задрав голову. Он смотрел в сторону.
— Если будешь таскаться ночами по улицам, то да. А эти… забей. Сиплого я вообще знаю пару месяцев, а Серого — всю жизнь. Он — не ебанько и не при чем, скорее всего. Выгораживает этого, может, вот и всё…
Как-то так получилось, что я снова оказалась дома у Мелкого, но сейчас всё было не так, как в тот раз.
Почему-то там, на тропинке, его руки оказались на моей талии, а губы — на моих губах.
Его спиной мы вошли в лифт, моей — вышли. Нетерпеливо открывая дверь, он выронил ключи, а я оглядывалась — не увидит ли нас кто из соседей, но вокруг было пусто.
Обувь была брошена в коридоре, остальная одежда — по пути к дивану в зале.
Без дополнительных прелюдий, смазки-слюны, он ворвался в меня, я даже вскрикнула — это был перебор. Остервенело двигая тазом, он держал мои ноги на весу, а я, захлебываясь чем-то средним между стоном и плачем, жалась к нему, но никак не могла дотянуться.
Таким блендером он взбивал мне внутренности, заставляя содрогаться всем телом, чувствуя себя куском мяса на шампуре. Колотился мне в матку, как обеспокоенный странными звуками из-за двери сосед. Из меня текло так, как никогда раньше, казалось, даже диван под моим трепыхающимся задом стал мокрым.
Мелкий… да не такой уж и мелкий… вытащил, поднял, перевернул, я легла грудью на покатую спинку дивана, и всё повторилось заново.
Грубо воткнувшись сзади, он нарастил темп, его руки тянулись к моей груди, сминая, сдвигая в сторону лифчик. Левая беззастенчиво искала клитор, сжимая, поглаживая.
Кажется, я была очень громкой, его рука зажала мне рот, ударив в нос знакомым запахом выделений. Выгибая спину, шумно выдыхая в ладонь, я кончала, дергалась, и, если бы не его рука, я точно свалилась бы на пол.
Замирая мгновениями, я слушала, слушала, опустив голову на спинку дивана, шлепки, сдавленные стоны — свои и его, как круглые деревянные ножки елозят по полу. Наши сумасшедшие тени дергались в такт нашим движениям на стене.
Это не всё? Если бы.
Вскочив на пол, он включил свет, взял меня за руку, дернул к себе, впился губами, развернул.
Я уперлась в стены руками, а он продолжил свой марафон, повернув мою голову в сторону зеркала в дверце шкафа напротив. Мои бледные ноги, дрожа, цеплялись за пол, зад подскакивал, сминаемый ударами его паха, а грудь беспорядочно тряслась. Мое одуревшее раскрасневшееся лицо смотрело на меня с поверхности стекла сквозь спутанные и налипшие на лицо волосы.
Что вообще происходит? — спрашивала я сама у себя, в очередной раз вскрикивая, опуская голову, подмахивая задом навстречу ударам. Почему он не останавливается?
И он остановился через пару минут… чтобы пойти на кухню выпить воды.
Шатаясь, я пошла следом, сделала несколько глотков из его чашки, опустилась на колени и сама насадилась на него. Влажно чмокая, я сосала, глотая слюну, перемешанную с собственной смазкой. Он не держал мою голову, не хватал за волосы, но темп мой был непростительно быстрым, и он опустился ко мне, поцеловав в губы, и помог встать.
Сдвинул посуду в сторону, мой мокрый зад плюхнулся на блестящую столешницу, ноги отправились ему на плечи, и он снова вошел.
Угол поменялся, из меня снова рвался крик, но он закрыл мне рот своим языком, выбивая сумасшедшим темпом из меня последние силы.
Откинув голову назад, у меня не было ни сил, ни кислорода на крик, только какие-то всхлипы. Кончая третий раз, уже совершенно беззвучно, глядя куда-то сквозь потолок, я не пыталась как-то контролировать свое тело. Оно громко вздыхало в такт движениям члена во мне и конвульсивным подергиваниям.
Наконец, он застонал еще громче и, вытащив, оголяя головку, брызнул мне на грудь. Первая порция, вторая вылилась на живот, быстрыми струйками побежав вниз, третья и последующая — на лобок и на столешницу, на которой я сидела. Она и так была мокрой, а теперь я могла увидеть в ней свое отражение.
Мне пришлось принять душ, ему тоже. Я сидела на диване, завернувшись в полотенце, когда он вышел совершенно голым и сухим. Его член опал, забавно болтаясь при ходьбе, а яички сжались от перепада температуры.
— Так… я и не поняла, почему — Мелкий? — спросила я.
