— Андрюш, ты что делаешь? Ты должен спросить у меня разрешения.
Он замер, его щёки вспыхнули, но возбуждение пересилило стыд. Он посмотрел на неё, его голос дрожал:
— Ира, пожалуйста, можно мне подрочить? Я больше не могу…
Она скрестила руки, её губы изогнулись в холодной улыбке.
— Не так быстро, мой хороший, — сказала она. — Сначала развлеки меня. Я буду смотреть и снимать на телефон, но трогать тебя не стану. Хочу видеть, как ты стараешься для своей любимой. Ты же меня любишь, да?
Андрей кивнул, его глаза блестели от смеси желания и унижения.
— Люблю, Ира. Очень люблю, — выдавил он. — Скажи, что делать.
Она достала телефон, включила камеру и прислонилась к стене, её платье слегка задралось, обнажая бедро.
— Снимай всё и начинай, — приказала она. — Используй наши покупки с рынка. По очереди. Я хочу шоу.
Андрей медленно стянул джинсы и рубашку, оставшись голым перед ней. Он вытащил вибратор, бросив его на пол, и взял огурец из сумки. Его руки дрожали, когда он опустился на колени, раздвинув ноги.
— Вот так, Ира? — спросил он, глядя на неё с мольбой. — Тебе видно?
— Да, милый, отлично видно, — ответила она, наводя камеру. — Вставляй медленно. Я хочу видеть каждый сантиметр.
Он начал вводить огурец в анус, его лицо исказилось от стыда и лёгкой боли. Овощ входил плавно, растягивая его, и он застонал, чувствуя, как Ирина фиксирует это на видео.
— Я люблю тебя, Ира, — прошептал он, толкая огурец глубже. — Всё для тебя делаю.
— Знаю, мой сладкий, — ответила она, её голос стал мягче, но с острым подтекстом. — Ты мой лучший мальчик. Вытаскивай и бери морковь.
Он вытащил огурец, бросил его на пол и взял морковь. Её твёрдая поверхность холодила пальцы, он надел на неё презерватив и ввёл в себя, поворачивая, как она любила. Стыд сжигал его, но её слова подстёгивали.
— Ира, тебе нравится? — спросил он, его голос дрожал. — Я стараюсь.
— Очень нравится, Андрюш, — сказала она, приближая камеру. — Ты такой красивый, когда подчиняешься. Вытаскивай.
Он вытащил морковь, и Ирина тут же дала новое задание, её тон стал резче:
— Бери столовую ложку со стола. Открывай себя пальцами и накладывай туда густую сметану. Хочу, чтобы ты был полон.
Андрей покраснел ещё сильнее, его руки задрожали, когда он взял ложку и банку сметаны из холодильника. Он сел на пол, раздвинул ноги шире и пальцами одной руки раскрыл анус, чувствуя, как воздух касается кожи. Другой рукой он ложкой зачерпнул густую сметану и начал накладывать её внутрь, ложка холодила, а липкая масса заполняла его.
— Ира, тебе хорошо видно? — спросил он, его голос был полон стыда. — Я… я делаю, как ты хочешь.
— Да, милый, всё вижу, — ответила она, снимая крупным планом. — Больше клади. Я хочу, чтобы ты чувствовал меня даже так. Ты же мой, правда?
— Твой, Ира, только твой, — выдохнул он, добавляя ещё одну ложку. Сметана начала вытекать, пачкая бёдра, и он сгорал от унижения под её взглядом.
— А теперь баклажан, — скомандовала она. — Вставь его.
Он взял толстый баклажан, его тёмная кожура казалась угрожающей. Стыд захлестнул его, но он ввёл его в анус, растягивая себя до предела, и встал, держа овощ руками. Ирина снимала, её глаза блестели.
— Приседай, Андрюш, — сказала она. — Я люблю, когда ты такой послушный.
Он начал приседать, баклажан двигался внутри, давя на сметану, и каждый раз, когда он опускался, из него вытекало немного белой массы, стекая по ногам. Его лицо пылало, но он смотрел на Ирину с обожанием.
— Я люблю тебя, Ира, — простонал он. — Это всё для тебя.
— И я тебя люблю, мой извращённый мальчик, — ответила она, её голос стал почти нежным. — А теперь давай ещё острее. Возьми персик, раздави его над собой и разотри по лицу. Хочу, чтобы ты пах мной, даже если я не касаюсь.
Андрей взял персик, сжал его над головой, и сок с мякотью потекли по его волосам, щекам, подбородку. Он размазал липкую массу по лицу, чувствуя себя жалким, но её камера ловила каждый момент.
— Ира, я как дурак, — пробормотал он, его голос дрожал от стыда. — Но я хочу тебя радовать.
— Ты не дурак, ты мой идеальный мужчина, — сказала она, увеличивая масштаб. — А теперь возьми ещё одну ложку сметаны и засунь её себе в рот, но не глотай. Держи и вставляй баклажан глубже.
Он зачерпнул сметану, сунул её в рот, и густая масса растеклась по языку. Стыдно было держать её так, но он подчинился, толкая баклажан глубже в анус. Его стоны заглушались сметаной, и Ирина засмеялась, снимая это.
— Вот так, Андрюш, ты мой грязный маленький секрет, — сказала она. — А теперь встань на четвереньки и поползай по полу с баклажаном внутри. Хочу видеть, как он торчит.
Он опустился на четвереньки, баклажан выпирал сзади, и он пополз, чувствуя себя униженным до предела. Сметана вытекала изо рта, капая на пол, а персиковый сок стекал с лица. Ирина снимала, её голос дрожал от восторга:
— Я обожаю тебя, милый. Ты самый лучший, когда такой. Ползи ко мне.
Он подполз к её ногам, глядя на неё снизу вверх, и промычал сквозь сметану:
— Люблю тебя, Ира.
Она наклонилась ближе, не касаясь, но камера была в сантиметрах от его лица.
— И я тебя, мой сладкий извращенец, — ответила она. — Продолжай.
Андрей ползал на четвереньках перед Ириной, его тело дрожало от напряжения и унижения. Баклажан торчал из ануса, его толстый конец растягивал кожу. Сметана капала изо рта, смешиваясь с липким соком персика, который стекал по его подбородку и шее, оставляя сладкий, приторный запах. Его лицо было перепачкано, волосы слиплись от мякоти, а колени скользили по полу, пачкаясь в белых разводах. Возбуждение, копившееся с прогулки, достигло предела, и он не выдержал.
— Ира, — простонал он, его голос был приглушён сметаной, — можно я подрочу? Пожалуйста, я не могу больше…
Ирина стояла над ним, телефон в её руке фиксировал каждый его жалкий жест. Она наклонила голову, её глаза блестели от смеси нежности и садистского удовольствия.
— Да, милый, теперь можно, — сказала она, её голос стал мягким, почти ласковым. — Но баклажан остаётся в тебе. Я хочу видеть, как ты кончаешь с ним внутри. Давай, мой сладкий, покажи мне всё.
Андрей замер, его сердце заколотилось сильнее. Стыд захлестнул его с новой силой, но её разрешение и этот развратный приказ подожгли его ещё больше. Он сел на пятки, раздвинув колени шире, чтобы камера Ирины могла захватить всё. Баклажан упёрся в пол, его твёрдый конец вдавился глубже, и он ощутил, как внутренности сжимаются вокруг него, выдавливая остатки сметаны наружу. Белая масса стекала по внутренней стороне бёдер, капая на пол, и он чувствовал её холодное прикосновение к коже.
— Ира, я люблю тебя, — выдохнул он, глядя на неё снизу вверх, его глаза были полны обожания и отчаяния. — Ты моя богиня. Всё это для тебя.
— Я знаю, мой извращённый мальчик, — ответила она, снимая крупным планом его лицо, покрытое персиковым соком. — Ты мой идеальный мужчина. Давай, начинай. Я хочу видеть, как ты себя ломаешь ради меня.
Его правая рука медленно скользнула к члену, пальцы дрожали, когда он обхватил его у основания. Кожа была липкой от пота и остатков персика, и он начал двигать рукой, сначала неуверенно, чувствуя, как баклажан давит внутри с каждым сокращением мышц. Он был уже твёрдым, головка блестела от предэякулята, и каждое движение руки заставляло его тело дрожать. Баклажан смещался, его шершавая кожура тёрлась о стенки, и он застонал, низко и хрипло, не в силах сдержаться.
— Тебе видно, Ира? — спросил он, его голос дрожал от стыда и наслаждения. — Я… я стараюсь…
— Всё вижу, милый, — ответила она, опуская телефон ниже, чтобы снять его член и торчащий баклажан. — Ты такой красивый, когда дрочишь с этим внутри. Быстрее, хочу слышать твои стоны.
Он ускорил темп, его рука двигалась вверх и вниз, пальцы сжимали сильнее, а большой палец тёр уздечку, доводя его до дрожи. Баклажан вдавливался глубже при каждом рывке, и он чувствовал, как его анус растягивается, как сметана выдавливается наружу, стекая по яйцам и капая на пол. Баклажан упёрся в пол, усиливая давление, и из горла вырвался громкий, почти животный стон.
— Ира, я… я твой, — простонал он, его глаза закатились. — Люблю тебя так сильно… ты всё для меня…
— И я тебя люблю, мой сладкий мальчик, — ответила она, её голос стал ниже, с хрипотцой. — Смотри на меня, пока дрочишь. Хочу видеть твоё лицо, когда ты кончишь.
Он поднял взгляд, встречаясь с её глазами через камеру. Его лицо было перепачкано персиком, рот приоткрыт, сметана стекала по подбородку, а волосы прилипли ко лбу. Он выглядел жалко, но её взгляд — полный власти и обожания — подстёгивал его. Рука двигалась ещё быстрее, яйца хлопали по баклажану, и он начал двигать бёдрами, насаживаясь на баклажан, чтобы усилить ощущение. Каждый толчок отзывался внутри острой вспышкой, и он чувствовал, как овощ давит на простату, выгоняя из него новые капли предэякулята.
— Ира, я сейчас… — выдохнул он, его голос сорвался. — Это так стыдно… но я хочу тебя радовать…
— Ты меня радуешь, Андрюш, — сказала она, снимая его крупным планом. — Давай, кончай с этим баклажаном внутри. Покажи, какой ты мой.
