Лиля замерла на секунду, её глаза сузились, и улыбка стала шире — не тёплой, а острой, полной мрачного триумфа. Её явно порадовало его откровение, и она наклонила голову, разглядывая его с новым интересом. Её пальцы сжали его член чуть сильнее, и она тихо хмыкнула, наслаждаясь его слабостью, его страхом, который он только что озвучил.
— Это хорошо, — сказала она, и её голос стал ниже, с лёгкой хрипотцой, пропитанной удовольствием от его слов. — Тогда раздвинь попу руками, чтобы мне удобнее было.
Андрей чувствовал, как его сердце сжимается от ужаса и стыда. Его собственные слова эхом отдавались в голове: "Я не могу ответить 'нет', я боюсь", — и это было правдой, голой, уродливой правдой, которая делала его ещё более уязвимым. Его руки дрожали, когда он медленно отпустил подлокотник кресла и потянулся назад, к своей попе. Пальцы не слушались, но он заставил себя раздвинуть ягодицы, открывая себя ещё больше под её взглядом и светом из окна. Грузики, подвешенные к его огромным яйцам, качнулись от движения, усиливая давление, и он тихо застонал от смеси боли и унижения.
Лиля наклонилась ближе, её дыхание коснулось его ануса, и она провела пальцем по открытой коже, теперь ещё доступнее благодаря его рукам. Её глаза блестели от мрачного удовольствия, и она тихо выдохнула:
— Вот так, молодец, — с ноткой садистского удовлетворения, которое резануло Андрея сильнее, чем её прикосновения.
Она поднесла палец ко рту, медленно облизнула его, смочив слюной, и её глаза загорелись новым, почти лихорадочным интересом. Она снова наклонилась к нему, и её влажный пальчик коснулся его ануса, начиная очень медленно проникать внутрь.
Андрей дёрнулся, его тело инстинктивно сжалось, и он попытался отстраниться, сдвинувшись чуть вперёд. Грузики, подвешенные к его огромным яйцам, качнулись, натянув кожу, и он тихо охнул от резкого давления. Его руки на ягодицах дрогнули, почти отпустив их, а ноги напряглись, готовые выпрямиться. Паника вспыхнула в его груди — это было слишком, слишком интимно, слишком унизительно, и он почувствовал, как его разум наконец-то пытается взять верх над подчинением.
Но Лиля тут же отреагировала. Её правая свободная рука метнулась к его члену, сжав его с неожиданной силой, а голос стал мягким, почти умоляющим, но с той же властной ноткой, которая не терпела отказа.
— Андрюш, ну, постой спокойно, — сказала она, — Я аккуратно, хочу посмотреть, как он растягивается. Я же никогда не видела.
Её слова звучали искренне, но в её глазах не было ни капли тепла — только холодный, маниакальный интерес, который она уже не пыталась скрыть. Она наклонилась ещё ближе, её дыхание обожгло его кожу, и пальчик снова начал медленно двигаться, проникая глубже. Её губы приоткрылись, и она тихо ахнула, увидев, как его анус поддаётся, растягиваясь под её давлением. Её вторая рука отпустила бедро и вернулась к его яйцам, слегка потянув за грузики, чтобы усилить его ощущение беспомощности.
Пальчик, влажный и настойчивый, проникал всё глубже, и каждый миллиметр этого вторжения посылал волны ужаса и стыда через тело Андрея. Он дёрнулся снова, но её рука на яйцах и её умоляющий голос удержали его на месте. Его член, несмотря на страх, снова напрягся, и это предательство тела только усилило его внутренний конфликт.
Лиля медленно протолкнула свой пальчик глубже, пока он не вошёл на всю длину, и Андрей почувствовал, как его тело сжимается от этого вторжения. Её движения были уверенными, холодно-расчётливыми — она сделала несколько поступательных движений, проникая внутрь и выходя наружу, словно тестировала его пределы. Каждый толчок сопровождался её тихим, почти неслышным выдохом, а её глаза блестели от мрачного удовольствия, наблюдая, как его анус растягивается под её контролем. Потом она аккуратно вынула палец, оставив его с ощущением пустоты и дрожи, а грузики на его огромных яйцах качнулись, усиливая давление.
Она выпрямилась чуть больше, всё ещё сидя на корточках позади него, и поднесла руку к его лицу. Указательный палец, который только что был внутри него, и средний оказались прямо у его рта.
— Оближи, пожалуйста, — сказала она, и её голос был мягким, но с ледяным подтекстом, который не оставлял выбора. — Я хочу растянуть сильнее.
Её слова повисли в воздухе, и она наклонила голову, наблюдая за его реакцией с любопытством. Её губы приоткрылись, дыхание стало чуть глубже, и она явно наслаждалась моментом — его беспомощностью, его унижением, тем, как далеко она могла зайти. Её пальцы замерли у его губ, ожидая, и в её взгляде мелькнуло что-то тёмное, почти торжествующее, как будто она знала, что он не сможет отказать.
Андрей замер, его разум взорвался от ужаса и отвращения. Её пальцы, пахнущие его же телом, были прямо перед ним, и её просьба — "оближи, пожалуйста" — звучала как насмешка над его последними крупицами достоинства. Его желудок сжался, горло пересохло, и он почувствовал, как слёзы жгут глаза. Он хотел отвернуться, закричать, выпрямиться, но его тело, будто загипнотизированное её голосом, не слушалось. Его руки всё ещё дрожали, раздвигая ягодицы, ноги подкашивались, а грузики тянули его вниз, напоминая о его полной уязвимости. Его член, предательски твёрдый, пульсировал, и это только усиливало его внутренний разлад — он был сломлен, раздавлен, и всё же часть его жаждала подчиниться, чтобы увидеть, что будет дальше.
Медленно, с дрожью, он приоткрыл рот и коснулся языком её пальцев. Вкус был резким, чужим, и он чуть не задохнулся от стыда, но продолжал, облизывая их, как она просила. Его глаза встретились с её, и он увидел, как её улыбка стала шире, как её зрачки расширились от удовольствия. Она тихо хмыкнула, довольная его подчинением, и убрала руку, снова опускаясь к его попе.
— Молодец, — сказала она с лёгкой хрипотцой, и её голос дрожал от мрачного восторга. Она смочила пальцы ещё раз его слюной и вернулась к его анусу, готовясь растянуть его сильнее.
— Разведи попу руками сильнее, — попросила она и посмотрела ему в глаза, ожидая подчинения.
Андрей чувствовал, как его сердце сжимается от ужаса и стыда. Его руки, уже дрожащие от напряжения, сильнее раздвинули ягодицы. Грузики, подвешенные к его яйцам, качнулись, натянув кожу, и он тихо застонал от тянущего давления.
Лиля наклонилась ближе и начала медленно вводить один пальчик — указательный, влажный и скользкий от его же слюны. Андрей вздрогнул, его анус сжался инстинктивно, но она не остановилась, продолжая проникать глубже с холодной уверенностью. Её глаза блестели от мрачного восторга, и она тихо ахнула, увидев, как он растягивается под её давлением. Потом она добавила второй палец — средний, — и начала вводить их оба, медленно, но настойчиво, растягивая его ещё сильнее.
— Вот так, — выдохнула она, и её голос дрожал от какого-то извращённого удовольствия. Её свободная рука потянула за грузики, усиливая натяжение его яиц, и она хмыкнула, наслаждаясь его дрожью, его беспомощностью. Её пальцы внутри него двигались чуть быстрее, растягивая его анус, и она прикусила губу, сдерживая улыбку, которая всё равно проступила — острая, хищная, полная триумфа. Она явно упивалась этим — его подчинением, его открытостью, его сломленным состоянием.
Андрей чувствовал, как его мир рушится с каждым её движением. Два пальца внутри него растягивали его сильнее, чем он мог вынести, и каждый толчок посылал волны боли, смешанной с чем-то тёмным, непрошеным, что он не хотел признавать. Его тело дрожало, пот стекал по спине, а дыхание стало хриплым, почти рыдающим. Его член, несмотря на всё, был твёрдым, и это предательство тела только усиливало его стыд. Он стоял, согнувшись, с раздвинутыми ягодицами, у окна, под её руками, и чувствовал себя не человеком, а объектом её эксперимента, игрушкой, которую она могла ломать бесконечно.
Лиля не останавливалась. Её пальцы, глубоко проникшие в анус Андрея, двигались с холодной уверенностью, растягивая его всё сильнее, а её вторая рука теперь переключилась на его член. Она обхватила его, гладя и сжимая с какой-то мрачной настойчивостью, и начала медленно оттягивать крайнюю плоть вниз — до максимума, пока уздечка не натянулась до предела. Резкая, острая боль пронзила его, как раскалённая игла, и Андрей невольно вскрикнул, его тело дёрнулось назад, пытаясь избежать этого мучительного натяжения. Но это движение только усилило давление её пальцев в его анусе — они проникли глубже, надавили сильнее, и он почувствовал, как его внутренности сжимаются от нового витка ощущений.
Лиля заметила его реакцию, и её глаза загорелись ещё ярче — холодным, хищным восторгом. Она сжала член ещё сильнее, оттягивая плоть с садистской медлительностью, и боль в уздечке стала невыносимой. Андрей инстинктивно подался назад, чтобы облегчить это чувство, но тут же столкнулся с новой проблемой — каждое движение назад усиливало боль в анусе, а вперед - натяжение уздечки, дополнительно грузики, подвешенные к его яйцам, качались, добавляя тянущую, тупую боль. Он оказался в ловушке: назад — давление в анусе, вперёд — мучения в члене и яйцах, и каждое его движение только усиливало этот порочный круг.
— Не дёргайся, — сказала она, и её голос был низким, пропитанным мрачным удовольствием. Она наклонилась ближе, и пальцы в анусе начали двигаться быстрее, синхронизируясь с её рукой на члене. Её взгляд был прикован к его телу, к тому, как он корчится под её контролем, и она прикусила губу, сдерживая улыбку, которая всё равно проступила. Её пальцы в анусе надавили ещё сильнее, растягивая его до предела, а другая рука продолжала оттягивать плоть, наслаждаясь каждым его стоном, каждой его попыткой вырваться.
Андрей чувствовал, как его тело предаёт его на каждом уровне. Боль в уздечке была невыносимой, резкой, как удар хлыста, и каждый раз, когда он пытался отодвинуться, пальцы Лили в его анусе вгонялись глубже, усиливая давление и растяжение. Грузики тянули его яйца вниз, и каждое движение отзывалось тупой, ноющей болью, которая смешивалась с остальными ощущениями в невыносимый коктейль. Его разум кричал от ужаса и унижения, требовал остановиться, но тело не слушалось — оно дрожало, потело, подчинялось ей, и его член, несмотря на боль, оставался твёрдым, что только усиливало его стыд.
