Андрей дёрнулся, его рука замерла на мгновение и продолжила движение. Теперь Лилия могла контролировать его возбуждение. Движение руки Андрея ускорились – он был уже на грани возбуждения. Лиля, почувствовав это, резко сдавила основание члена. Кольцо из пальцев пережимало его, не давая крови отойти, и напряжение, которое наросло, застряло где-то на полпути. Он не смог кончить. Его дыхание сбилось, на лбу выступил пот, а Лиля продолжала держать его, её пальцы были неподвижны, но хватка — железной.
— Продолжай, — приказала она, и в её голосе мелькнула нотка нетерпения. Андрей попытался, но каждое движение только усиливало странное, тянущее ощущение. Он смотрел на неё, на её сосредоточенное лицо, и вдруг понял, что ей нравится это — не его удовольствие, а его борьба, его беспомощность. Она сжала кольцо чуть сильнее, и он невольно выдохнул что-то среднее между стоном и протестом.
— Лиля… — начал он, но она перебила:
— Не останавливайся.
Его рука двигалась, но всё было напрасно — он чувствовал, как напряжение внизу живота становится невыносимым. Её пальцы, сжавшие его член в тугое кольцо, держали его на грани, не давая переступить черту. Он дышал тяжело, рвано, его правая рука двигалась всё быстрее, почти судорожно, в отчаянной попытке прорваться через этот барьер. Пот стекал по вискам, рубашка липла к спине, а ноги дрожали так, что он едва стоял. Он стиснул зубы, сосредоточившись только на одном — кончить, освободиться от этого мучительного давления, которое Лиля так хладнокровно поддерживала.
Его движения стали резче, почти грубыми, он напряг всё тело, пытаясь обмануть её хватку. На мгновение показалось, что он близко — жар прокатился по позвоночнику, мышцы живота сжались, но её пальцы только сильнее стиснули основание, и всё оборвалось. Андрей издал сдавленный хрип, его рука замедлилась, а взгляд метнулся к Лиле.
Она смотрела на него — не вниз, как раньше, а прямо в глаза. Её взгляд был холодным, ледяным, словно она изучала не человека, а механизм, который тестировала на прочность. В нём не было ни капли сочувствия, ни намёка на удовольствие — только спокойное, почти равнодушное любопытство. Её губы оставались сжатыми, ни тени улыбки, а светлые глаза казались пустыми, отражая его собственное отчаяние. Этот взгляд резал сильнее, чем её рука, и Андрей почувствовал, как внутри что-то сжимается от унижения.
— Пытаешься, да? — сказала она тихо, почти шёпотом, но в её тоне сквозила лёгкая насмешка. Она чуть наклонила голову, не отводя глаз, и сжала кольцо ещё сильнее, заставив его вздрогнуть. — Ну, давай, покажи, на что способен.
Андрей сжал кулак правой руки, его лицо исказилось от напряжения. Он снова ускорился, игнорируя боль, игнорируя её взгляд, пытаясь доказать хоть что-то — ей или себе, он уже не понимал. Но каждый рывок только усиливал ощущение ловушки, в которую она его загнала. Его дыхание превратилось в хрип, глаза заслезились, а она продолжала смотреть — холодно, непреклонно, как судья, выносящий приговор.
Наконец его рука бессильно упала, он согнулся пополам, упираясь ладонями в колени, и выдавил:
— Хватит… пожалуйста.
Лиля медленно разжала пальцы, отпустив его, и он почувствовал короткую вспышку облегчения. Но это длилось недолго.
Она не отошла, не отвернулась. Вместо этого её рука снова легла на его член — теперь уже не кольцом, а полностью обхватив его. Лиля начала дрочить сама, уверенно, ритмично, её движения были быстрее и резче, чем его собственные. Она смотрела ему в глаза, холодно, непроницаемо, словно проверяла, сколько он ещё выдержит. Андрей напрягся, его тело откликнулось почти мгновенно — он чувствовал, как волна удовольствия поднимается снова, стремительно, неудержимо, приближая его к пику.
Он был на грани, его мышцы сжались, дыхание остановилось, и вот-вот должно было случиться освобождение. Но Лиля, будто точно зная этот момент, сжала руку у основания — сильно, безжалостно, перекрывая всё. Андрей дёрнулся, из его горла вырвался сдавленный стон, а ноги подкосились. Он не мог кончить — она держала его в этой мучительной точке, где удовольствие превращалось в пытку. Его член пульсировал в её руке, но ничего не происходило, только давление нарастало, становясь невыносимым.
Её взгляд оставался ледяным, пронзительным, фиксируя каждую деталь его состояния — его искажённое лицо, дрожащие губы, слёзы в уголках глаз. Она не улыбалась, не смягчалась, просто продолжала сжимать, наблюдая, как он борется с собой. Её рука двигалась чуть медленнее, но хватка не ослабевала, и Андрей понял, что она играет с ним — не для него, а для себя, наслаждаясь его беспомощностью.
— Лиля… — выдохнул он, почти умоляя, но она не ответила, только чуть сильнее сжала пальцы, заставив его замолчать новым приступом напряжения.
Андрей едва держался на ногах, его тело дрожало от напряжения, а разум затуманился от бесконечной игры, в которую Лиля его втянула. Но вдруг её внимание сместилось. Она медленно ослабила хватку на члене, позволяя крови чуть отхлынуть, и её левая рука скользнула сзади между ног к его огромным яйцам, которые, напряжённые и тяжёлые, казались ей новым объектом интереса.
Лиля обхватила их, сначала осторожно, словно взвешивая, а потом сжала — не сильно, но достаточно, чтобы Андрей резко втянул воздух через зубы. Её пальцы перекатывали их, исследуя, играя с их весом, пока правая рука возобновила медленные, дразнящие движения. Она смотрела на него, всё так же холодно, но теперь в её глазах мелькнуло что-то новое — хищное любопытство, как у ребёнка, который нашёл новую игрушку.
— Такие большие, — сказала она тихо, почти про себя, и её голос прозвучал неожиданно низко, с лёгкой хрипотцой. Она сжала яйца чуть сильнее, заставив Андрея невольно податься вперёд, а потом потянула их вниз, растягивая кожу. Он застонал — не от боли, а от странного, острого ощущения, которое смешивалось с тем, что она делала с его членом. Лиля наклонила голову, разглядывая их ближе, и её пальцы начали ритмично сжимать и отпускать, синхронизируя это с движениями правой руки.
Андрей чувствовал, как его тело снова подводит к краю, но её контроль был абсолютным. Каждый раз, когда он приближался к пику, она либо сжимала яйца чуть сильнее, либо замедляла руку на члене, оставляя его в подвешенном состоянии. Его стоны стали громче, он уже не мог их сдерживать, и Лиля наконец подняла взгляд, встретившись с его глазами. Её лицо оставалось бесстрастным, но в глубине зрачков мелькнула искра — она наслаждалась этим, его слабостью, его огромными яйцами в её руках.
Лиля вдруг остановила руку, её пальцы замерли на его члене, а другая рука всё ещё слегка сжимала его огромные яйца. Она подняла взгляд, холодный и требовательный, и посмотрела прямо ему в глаза.
— Раздвинь ноги, — сказала она, её голос был ровным, но с ноткой нетерпения. — И чуть наклонись вперёд и выставь попку.
Андрей замер, его мозг пытался сопротивляться, но тело, уже подчинённое её воле, начало двигаться само. Он неловко шагнул в стороны, раздвигая ноги, насколько позволяли спущенные до щиколоток трусы, и чуть наклонился вперёд, чувствуя, как холодный воздух комнаты касается его выставленной попки. В этой позе его огромные яйца свободно повисли, тяжёлые и уязвимые, пока член торчал вперёд, всё ещё пульсируя от её предыдущих манипуляций.
Лиля удовлетворённо кивнула, её взгляд скользнул вниз, к его новому положению. Она снова взяла член правой рукой, возобновляя ритмичные движения — медленно, но уверенно, доводя его до твёрдости. Левой рукой она вернулась к яйцам, теперь висящим свободно, и начала играть с ними — перекатывать между пальцами, слегка сжимать, тянуть вниз. Её прикосновения были точными, почти издевательскими, и Андрей чувствовал, как каждый её жест посылает дрожь по всему телу.
Он стоял, наклонившись, с раздвинутыми ногами, ощущая себя полностью открытым, беззащитным под её взглядом и руками. Её пальцы то сжимали то одно яйцо, то другое, то отпускали их, позволяя им качнуться, прежде чем снова схватить. Правая рука двигалась быстрее, дроча его с нарастающим темпом, и Андрей не мог сдержать тихие стоны, которые вырывались из его груди. Его попка, выставленная назад, напрягалась каждый раз, когда она усиливала давление, а яйца казались ещё тяжелее под её неустанной игрой.
Лиля молчала, её лицо оставалось холодным, сосредоточенным, но в её движениях чувствовалась какая-то мрачная увлечённость. Она наклонилась чуть ближе, разглядывая, как его яйца реагируют на каждое сжатие, как член напрягается в её руке. Её дыхание стало чуть глубже, но взгляд не смягчился — она была полностью поглощена процессом, контролируя его тело, как марионетку.
— Вот так, — прошептала она, и её голос дрогнул от едва сдерживаемого восторга. Она потянула его огромные яйца вниз с такой силой, что Андрей невольно выгнулся ещё больше, его попка напряглась, а ноги задрожали. Лиля наклонила голову, разглядывая, как они качаются в её руке, как кожа натягивается под её контролем, и её глаза сузились от удовольствия. Она сжала их снова, резко и коротко, и впервые за всё время тихо рассмеялась — низким, гортанным звуком, который эхом отозвался в комнате.
Андрей чувствовал себя разорванным на части. Его тело было не его — оно подчинялось ей, дрожало под её руками, реагировало на каждый её жест, несмотря на хаос в голове. Жар внизу живота смешивался с острой, тянущей болью от её манипуляций с яйцами, и он не мог понять, где заканчивается удовольствие и начинается страдание. Его разум кричал "остановись", но голос застревал в горле, превращаясь в хриплые стоны, которые он уже не мог сдерживать. Наклонившись вперёд, с раздвинутыми ногами и выставленной попкой, он ощущал себя голым не только телом, но и душой — уязвимым, униженным, раздавленным её холодной властью.
