В парилке было жарко. Свекор, распаривавший в шайке веник, оглянулся на вошедшую Марину.
- Может еще парку добавить?
- Ой, нет. Пока хватит. Дайте привыкнуть.
- Ну лезь на полку тогда да ложись, грейся. – Николай Михайлович, не сводя взгляда с Маринки, кивнул себе за спину. – А я по тебе веничком пройдусь.
Свекор держался так, словно вид голой невестки был для него чем-то обычным, из разряда за само собой. Марина тоже не стала изображать из себя стеснительную купальщицу и пытаться прикрыться рукой или держаться к мужчине боком, хоть и заметила, что тот вполне заинтересованно пробежал глазами по ее фигурке. Не слишком задерживая взгляд, но и не торопясь отворачиваться. И то, что «настроение» у свекра от этого осмотра несколько приподнялось, от Маринкиных глаз тоже не ускользнуло. Впрочем, она, хоть и смутилась слегка при виде приподнявшейся игрушки, этим не оскорбилась и на Николая Михайловича за бесстыжие смотрины не обиделась. Нормальная реакция нормального мужика на присутствие рядом молодой обнаженной женщины. Если рискнула явиться ему в первозданной наготе, то и не удивляйся, что тебя разглядывают. И то, что ты жена его сына ничего не меняет. Оттого, что ты свекру невестка, ни на тебе одежды больше не становится, ни он мужчиной быть не перестает.
Маринка и сама, забравшись на полок и плюхнувшись животом на теплые доски, воспользовалась случаем поглядеть на повернувшегося к ней, раздетого свекра. Интересно же каков он там. Да еще и любопытно представить, как ее Лешка лет через двадцать-двадцать пять без одежды будет выглядеть. Она само собой сто раз видела Николая Михайловича в плавках, а это, если конечно не брать во внимание определенный предмет, практически то же самое. Но сегодня Маринка впервые глянула на свекра, оценивая его. Нет не как возможного любовника, не было у нее таких мыслей, но как мужчину способного желать, и вызывать ответное желание. И была вынуждена признать, что Николай Михайлович еще вполне и вполне. Видно, разумеется, что мужик уже немолодой, а каким он еще может быть при наличии взрослого сына и внука, но еще в силе. В том числе и в том самом месте. Фигура, конечно, уже слегка оплыла, и живот с возрастом появился, но еще не вдруг ущипнешь, и выглядит он не пузатым, а скорее здоровым. Не худо бы Лешке к этому возрасту в такой форме остаться.
Марина закрыла глаза. Веник в руках свекра шелестел над ней, гоня над телом горячий воздух, звонко и хлестко шлепал ее по голым плечам, по спине, по округлой попе, спускался по ножкам вниз до самых пяток, возвращался назад, чтобы снова от души пройтись по растекшейся на полке Маринке. А-а, хорошо!
Веник завершил очередной круг, но не вернулся от пяток к плечам, а смачно шлепнул Марину по попке.
- Переворачивайся, спереди пройдусь.
Николай Михайлович, кинув веник в шайку, обтер ладонью вспотевшее лицо и, зачерпнув в ковшик воды, плеснул на каменку. Белое облачко пара рванулось к потолку, обдавая свекра и невестку жаром. Маринка, развернувшись, легла на спину, и веник в руках мужчины снова загулял по ней.

Ну вот, теперь она перед свекром совсем как на ладони. Изучай, не хочу. И все вроде по делу, не придерешься. Маринка снова закрыла глаза, уже мысленно представив стоящего рядом и разглядывающего ее мужчину. Пожалуй, вечером у нее интересная картинка нарисуется, когда она к себе между ног ручонкой заглянет. А любопытно, у свекра инструмент сейчас в приподнятом состоянии? Ведь Маринка прямо перед ним, голая. Хотя в такой жаре вряд ли. Кстати о жаре. Надо бы освежиться вылезти, а то сейчас вода в попе закипит. Сил уже нет.
- Ой, папа, давайте наружу. Жарко очень.
- Спускайся. – Николай Михайлович, согласно кивнув, помог Марине слезть. – Пошли под душ.
Бассейн свекор все никак не мог собраться сделать, поэтому после парилки освежиться выбегали на огороженный от любопытных глаз забором дворик позади баньки. Прямо как есть, голышом. Зимой плюхались в сугроб. Николай Михайлович туда специально снегу натаскивал. А летом ныряли под душ. Только не из нагретой солнцем бочки, а прямо из скважины, почти ледяной. Если просто так сунуться, пулей из кабинки вылетишь. Ну а после парилки самое то.
Марина, остывая, с удовольствием вертелась под холодными струями. Хорошо. Можно жить. Вообще сюда два душа нужно. А то они с Лешкой вечно толкаются, выпихивая друг дружку из-под льющего сверху «дождика». Да и кабинка, хоть без дверей, но для двоих тесновата. А кстати, Николай Михайлович почему под душ не идет? Тоже ведь нажарился, а стоит снаружи, деликатничает. А с самого пот градом. Маринка высунулась из кабинки.
- Идите внутрь, остыньте. Поместимся вдвоем.
Плескаться рядышком оказалось куда эпатажнее, чем свекру просто голой явиться. Все-таки к Лешке ей привычно прижиматься. А тут как ни крути все же чужой мужчина. То есть свой, но не настолько, чтобы об него попой или голой грудью тереться. А у свекра по мере охлаждения организма еще мужская реакция просыпается, и ожившая игрушка по Маринкиному животу и спине то и дело головкой проезжает. Вообще неудобняк. Но уж раз взялись сегодня хулиганить, то на такие мелочи будем плевать. В конце концов, ничего такого страшного, если они друг друга интересными местами случайно коснутся, не произойдет. Разве что вольную игру воображения этим подхлестнешь. Ну так это не так уж и плохо.
Отдохнув и остыв, поменялись ролями. На этот раз Марина парила свекра. А на третий заход он, забравшись наверх, парился сам, а уже вдоволь нагревшаяся Маринка лежала внизу на лавочке, наслаждаясь не жаром, а хорошим теплом. Под душ, правда, после этого все равно полезла. Только смылась, замерзнув, раньше Николая Михайловича.
Закончив с парными процедурами долго сидели в предбаннике, окончательно остывая и отпиваясь холодным квасом. Квас у Михайловича был самодельный, пахнущий хлебом, резковатый и чуть хмельной. Маринка, привалившись спиной к деревянной стенке, полузакрыв глаза, не спеша прихлебывала из большой кружки прохладный, бьющий в нос напиток, лениво подумывая о том, что по-хорошему, усаживаясь напротив свекра, ей следовало набросить на себя простыню или полотенце, а не выставляться напоказ. Все-таки она уже не в полутемной парилке перед ним интимом светит. Тем более, что Николай Михайлович и не думал отводить взгляд куда-то в сторонку, без всякого стеснения рассматривая сидящую перед ним голышом невестку. Но прикрыться сразу Марина как-то не сообразила, а запоздало начинать изображать скромность не стала. Ну глупо это, сначала дать мужику полюбоваться на свои прелести, а потом в простыню кутаться. Да и к тому же Маринке, хоть она и не ожидала этого, понравилось чувствовать на себе этот откровенный, чуть похотливый взгляд и ощущать рождаемое им легкое, но вполне определенное волнение.
Увидеть ответную мужскую реакцию свекра Марине несколько мешал угол стола, скрывавший от нее самое интересное, но она, и не глядя, догадывалась, что «настроение» у Николая Михайловича вполне приподнятое. И убедилась в том воочию, когда оба встали, чтобы идти мыться. Маринка даже не удержалась от соблазна демонстративно задержать взгляд на выпрямившейся игрушке. Ну а что? Свекор ее перед этим как сладкое пирожное глазами облизывал. Почему бы ей тем же не ответить? В эту игру и вдвоем можно играть. Этакие вольные дразнилки.
Николай Михайлович, перехватив нахальный взгляд невестки, только подмигнул в ответ и лукаво усмехнулся.
- Рядом с голой женщиной мыться приятнее, чем когда на ней купальник. Глаз радует.
- И не только глаз. – Не удержавшись, съязвила Марина.
- Дерзишь!
Легкий шлепок по голой попе слегка ускорил чуть задержавшуюся на пороге мыльной Маринку. Но больше никаких вольностей свекор себе позволять не стал. Наоборот, словно поставил этим точку в баловстве. Мол, поиграли и хватит. Теперь просто моемся. Без всяких там …
Они и в самом деле дальше просто мылись. То есть поглядывали, конечно, друг на друга, поскольку никуда не денешься от этого в небольшом помещении. Но как-то без того интереса, что в предбаннике. И, собственно, остался бы их поход в баню просто забавным, чуть вольным эпизодом, если бы не пришел момент потереть друг другу спинку. Ну а как в бане без этого. Сначала свекор попросил, и Марина честно стала его мочалкой тереть. И, в общем, ничего в этом такого. Вот только рост у Николая Михайловича намного больше Маринкиного, и той, чтобы до холки достать, тянуться пришлось, прижимаясь к мужчине. И животом и грудью. Прямо как к собственному. Так и до разных фантазий недалеко. Причем у обоих.
А когда поменялись ролями, стало и того неприличнее. Стоишь-то, опираясь на лавку, в известной позе и понятно чем стоящему позади тебя мужику светишь. И ладно бы просто светить, но он тебя, оглаживая мочалкой, пусть даже не нарочно, кое-чем касается. И чем дальше, тем чаще, поскольку его «предмет» от таких прикосновений только вырастает и вперед стремится, «целуя» практически самую красоту. Тут и уши краснеют, и волнение в определенном месте просыпается.
Свекор, конечно, чувствовал чем и какого места касается у невестки, но остановить игру не спешил. То ли возвращал должок за разглядывание его вставшего члена в предбаннике, то ли просто дразнил молодую женщину и себя заодно. Во всяком случае, Маринка не раз и не два ножки на всякий случай поплотнее сжимала, пока по ней мочалкой гуляли. Наконец Николай Михайлович, смыв остатки мыльной пены со спины и попы невестки, вынес вердикт:
- Все, хорош. Чистенькая, аж блестишь.
И, вдруг засмеявшись, смачно шлепнул невестку мочалкой по голой заднице.
Провоцирующая вольность. Но, может быть, все бы еще обошлось, распрямись Маринка, не спеша, спокойно дав мужику отойти в сторону. Но она, словно кто-то ее подтолкнул, тут же обернулась, оказавшись так близко к Николаю Михайловичу, что кончики сосков мужской груди коснулись, и зачем-то с размаху положила руки к нему на плечи. На мгновение оба замерли, глядя друг другу в глаза. Затем ладони свекра легли на ягодицы Марины, и он одним резким движением привлек к себе молодую женщину. А спустя секунду они уже целовались. Жадно, взасос, забыв про все нельзя и запреты, лишь крепче и крепче прижимаясь друг к другу. Наконец, когда потерявшая терпение Маринкина ладонь нашла стиснутый между их животами выпрямившийся мужской ствол, Николай Михайлович чуть отстранился от невестки и коротко выдохнул: